Иван Иваныч Хренов,

          обычно спокойный, на этот раз торопился на прием к врачу. Он ненавидел медицину. Эта сознательная нелюбовь обычно спокойного Иван Иваныча зародилась в нем года в три, когда он твердо решил быть врачом. В 17 к моменту поступления в мединститут нелюбовь окончательно укоренилась в нем в форме ненависти, а после провала вступительных экзаменов ненависть приобрела черты взаимности.

          Обычно спокойный Иван Иваныч зашел в поликлинику, поднялся по короткой лестнице и занял очередь в регистратуру. Очередь начиналась около кабинета окулиста. "Ничего, здоровье все равно дороже", - подумал Хренов в первый раз и стал ждать. Медленно продвигаясь со скоростью раненной, а потому издыхающей, черепахи он добрался до следующего кабинета. На двери кабинета было написано слово из трех букв. "Безобразие", - во второй раз подумал Хренов. Видимо, слову "ЛОР" не нашлось места в его памяти, и он счел его неприличным. Тут он разговорился с какой-то милой старушкой, стоящей впереди. Точнее сказать, разговорилась милая старушка, стоящая впереди, а обычно спокойный Иван Иваныч просто слушал, как надо солить помидорчики с морковкой, петрушкой, чесноком и нафталином, выращенные на бабкиной даче в шесть соток с деревянным домиком и колодцем. Дослушав поучительный рассказ, обычно спокойный Иван Иваныч нашел себя около входа в детское отделение. Вдруг поступательное движение очереди прекратилось. Судя по всему, раненная, а потому издыхающая черепаха наконец-то сдохла и теперь загораживала проход раненным, но живым.

          Мимо торопливо протиснулась молоденькая медсестра. Милая старушка, стоящая впереди, на бис исполняла номер о молодой соседке, мораль которого заключалась в том, что в ее времена музыку не слушали, поздно не возвращались, пели Интернационал и, вообще, так себя не вели. Дождавшись уборки трупа черепахи, очередь сделала дружный шаг вперед. Когда замолчала милая старушка, заговорил не менее милый мужчина средних лет, но сзади. Он громко и с выражением рассказал окружающим о своей судьбе. Окружающим стало известно, что это был человек с высшим образованием, кандидатской степенью, женой, тремя детьми, сукой Степанидой и тещей. Всем искренне стало его жалко. Наконец, увидев, впереди каких-то своих знакомых не менее милый мужчина средних лет радостно обратился к ним.

          - Козлы! - сказал он громко и с выражением.

          Наступила томительная тишина. "Кого только не пускают в поликлинику. Устроили зоопарк", - подумал Хренов в третий раз. Томительную тишину прорезал душераздирающий детский крик, и не успел Хренов додумать третий раз, как пришлось делать это в четвертый. "Родила", - подумал он про кого-то.

          До цели оставалось немного: человек пять, если не считать тех, кому "только спросить" и тех, кто занимал, но отходил "куда надо". Но Хренову повезло. Милая старушка, стоящая впереди, забыла, зачем стояла и была вынуждена пропустить обычно спокойного Иван Иваныча. Добравшись до заветного окошка, как известный герой до пулеметного дота, Хренов гордо протянул молоденькой медсестре паспорт и страховой полис.

          - На что жалуетесь? - спросила она.

          Обычно спокойный Иван Иваныч остался спокоен и на этот раз. Молоденькая медсестра на всякий случай переспросила и заполнила бланк, сама, решив, куда направить больного. Больной открыл рот, но было поздно. Бланк был в руках, руки вместе с остальным Хреновым были отодвинуты милой старушкой, стоявшей впереди, но оказавшийся сзади.

          Пятая мысль Хренова была о еде. Он передумал лечиться. Хренов вышел из поликлиники и направился к киоску напротив хирургического отделения. Ткнув указательным пальцем левой руки в толстый пирожок, правой он протянул десятку. Сидя на лавочке, обычно спокойный Иван Иваныч не думал ни о чем. Он просто ел пирожок. Вскрытие показало, что пирожок был с капустой. Капусту Хренов не любил чуть меньше, чем медицину. Медицину Хренов не любил вообще, но было уже поздно.